Фридрих штапс и покушение на наполеона

Итоги сражения под Малоярославцем

Фридрих штапс и покушение на наполеона

13 (25) октября 1812 года

После битвы под Малоярославцем русская и французская армия впервые за кампанию кардинально меняются ролями. По мере удаления от Москвы все более проясняется, что в противостоянии Кутузова и Наполеона второй постепенно теряет стратегическую инициативу и оказывается на позициях ведомого.

Наполеон после Малоярославца
Малоярославецкое сражение произвело на французского императора большое впечатление. По завершению битвы он выехал на позиции и с особым вниманием осматривал их, удивляясь стойкости русских солдат и храбрости французских. Однако настроение императора было безнадежно испорчено.

Вот что, например, вспоминает в своих мемуарах лейтенант Ложье: «…В 5 часов, осмотрев все и отправив разведочные отряды вдоль Калужской дороги, он (Наполеон – прим. ред.) возвратился в Городню.

Недовольный вид, какой у него был при отъезде, заставил нас думать, что у него возникли несогласия со своими старшими генералами и что если бы дело зависело только от него, то битва возобновилась бы».

Обратите внимание

Наполеон прекрасно понимал, что после случившегося под Малоярославцем дорога на Калугу для него закрыта, однако все еще оставался путь на Медынь и Юхнов, который также мог привести войска к Смоленску. Здесь вся надежда была на авангард Понятовского, которому предстояло встретиться с сильным авангардом русских. Но и эта надежда была призрачной, и, как стало ясно после Медынского боя, совершенно не оправдалась.

Эту диспозицию прекрасно понимали и в штабе, так, генерал Лабом, например, в своих мемуарах пишет: «Сражение при Малоярославце открыло нам две истины, обе очень печальные: первая — что силы русских не только не были истощены, но, напротив, они даже получили в подкрепление несколько свежих отрядов и сражались с таким ожесточением, что мы должны были отказаться от надежды на какой-либо успех. «Еще одна такая победа, — говорили солдаты, — и у Наполеона не будет больше армии». Вторая истина была та, что мы должны были отказаться от похода на Калугу и Тулу, и этим мы теряли последнюю надежду на более спокойное отступление, так как неприятель, опередив нас после этого сражения, не только мешал нашим колоннам отступать по дороге через Серпейск и Ельню, но также и не давал нам достичь Вязьмы через Медынь и Юхнов, предоставляя нам, таким образом, печальную необходимость вернуться к Можайску. После этого памятного сражения все, кто привык судить по виду и народной молве, думали, что войска отправятся на Калугу и Тулу, и были очень удивлены, увидев сильный авангард неприятеля, который, вместо того чтобы идти по тому же направлению, опередил наш правый фланг, направляясь к Медыни. Все опытные военные поняли, что русские разгадали план Наполеона и нам необходимо было, для того чтобы опередить неприятеля, идти ускоренным маршем на Вязьму. С этих пор всякий разговор о Калуге и Украине прекратился, и говорили только о быстром отступлении по Большой Смоленской дороге, опустошенной нами самими».

Перед Великой армией вставал серьезный вопрос о дальнейших действиях, но его решение было отложено на вечер 13 (25 октября), когда должен был состояться военный совет. Однако насколько трудна ситуация, в которую попали французы, стало ясно еще до совета, когда сам император и несколько маршалов чуть не попали в плен к вездесущим казакам.

Опасность плена
Утром следующего дня Наполеон со свитой выехал вновь осмотреть позиции и внезапно из леса на императора и его спутников в полном порядке выехал отряд казаков.

«На следующий день, – пишет адъютант Наполеона, генерал Рапп, – мы сели на лошадей в половине восьмого, чтобы осмотреть поле, где происходила битва; император ехал между герцогом Виченцским, принцем Невшательским и мною.

Едва мы покинули лачуги, где провели ночь, как заметили отряд казаков, выехавших из леса направо, впереди нас; ехали они довольно стройными рядами, так что мы приняли их за французскую кавалерию. Герцог Виченцский первый узнал их: «Ваше Величество, это казаки». — «Этого не может быть», — ответил Наполеон. А они с отчаянным криком ринулись на нас.

Я схватил за поводья лошадь Наполеона и сам повернул ее. «Но ведь это же наши!» — «Нет, это казаки; торопитесь». — «А ведь и в самом деле это они», — заметил Бертье. «Вне всякого сомнения», — добавил Мутон. Наполеон отдал несколько приказаний и уехал, я же двинулся вперед во главе эскадрона.

Нас смяли; моя лошадь получила глубокий удар пики и опрокинулась на меня; варвары эти затоптали нас. По счастью, они заметили в некотором расстоянии артиллерийский парк и бросились к нему. Маршал Бессьер успел прискакать с конными гвардейскими гренадерами: он атаковал казаков и отбил у них фургоны и орудия, которые они увозили.

Я встал на ноги, меня посадили на седло, и я доехал до бивака. Наполеон, увидев мою лошадь в крови, выразил опасение, не ранен ли я снова, и спросил меня об этом. Я ответил, что отделался несколькими контузиями. Тогда он стал смеяться над нашим приключением, которое, однако, я вовсе не находил забавным».

Как вспоминают прочие участники этого дела, император действительно все время этого опасного инцидента сильно улыбался, чем многих привел в восторг, а некоторых, как Раппа, – в недоумение. Однако стоит согласиться с мнением историка Е.В. Тарле, что вряд ли эта улыбка была искренней: вечером того же дня Наполеон приказал своему доктору изготовить для себя небольшой пузырек с ядом на случай, если Его Величество попадет в плен.

Вечерний совет
Вечерний совет в штабе императора был одним из самых тягостных событий за всю кампанию: Наполеон был в унынии, маршалы – раздражены, генералы свиты – молчаливы.

Важно

Очень хорошо иллюстрирует атмосферу, царившую во французском штабе, граф Сегюр, оставивший очень подробные воспоминания о том совете: «Как идти туда (в Смоленск – прим. ред.

) — через Калугу, Медынь или Можайск? Наполеон сидел перед столом, опершись головой на руки, которые закрывали его лицо и отражавшуюся, вероятно, на нем скорбь.

Наполеон на совете после Малоярославца. В Городне — пробиваться или отступать.
Худ. В. Верещагин. 1887-1895 гг

Никто не решался нарушить этого тягостного молчания, как вдруг Мюрат, который не мог долго сосредоточиться, не вынес этого колебания.

Послушный лишь внушениям своей пламенной натуры и не желая поддаваться такой нерешительности, он воскликнул в одном из порывов, свойственных ему и способных разом или поднять настроение, или ввергнуть в отчаяние: «Пусть меня снова обвинят в неосторожности, но на войне все решается и определяется обстоятельствами.

Там, где остается один исход — атака, всякая осторожность становится отвагой и отвага — осторожностью. Остановиться нет никакой возможности, бежать опасно, поэтому нам необходимо преследовать неприятеля.

Что нам за дело до грозного положения русских и их непроходимых лесов? Я презираю все это! Дайте мне только остатки кавалерии и гвардии — и я углублюсь в их леса, брошусь на их батальоны, разрушу все и вновь открою армии путь к Калуге».

Здесь Наполеон, подняв голову, остановил эту пламенную речь, сказав: «Довольно отваги; мы слишком много сделали для славы; теперь время думать лишь о спасении остатков армии».

Тут Бессьер (…) осмелился прибавить: «Для подобного предприятия у армии, даже у гвардии, не хватит мужества. Уж теперь поговаривают о том, что не хватает повозок и что отныне раненый победитель останется в руках побежденных, и что, таким образом, всякая рана смертельна.

Итак, за Мюратом последуют неохотно и в каком состоянии? Мы только что убедились в недостаточности наших сил.

Совет

А с каким неприятелем нам придется сражаться? Разве не видели мы поля последней битвы, не заметили того неистовства, с которым русские ополченцы, едва вооруженные и обмундированные, шли на верную смерть?» Маршал закончил свою речь, произнеся слово «отступление», которое Наполеон одобрил своим молчанием.

Тотчас же принц Экмюльский заявил, что если отступление решено, то нужно отступать через Медынь и Смоленск.

Но Мюрат прервал Даву и не то из враждебности, которую он к нему питал, не то от досады за его отвергнутый отважный план с изумлением сказал: «Как можно предлагать императору такой неосмотрительный шаг? Разве Даву поклялся погубить всю армию? Неужели он хочет, чтобы такая длинная и тяжелая колонна потянулась без проводников по незнакомой дороге, под боком Кутузова, подставляя свое крыло всем неприятельским нападениям? Уж не сам ли Даву будет защищать армию? Зачем, когда позади нас Боровск и Верея безопасно ведут к Можайску, мы отклоним этот спасительный для нас путь? Там должны быть заготовлены съестные припасы, там все нам известно, и ни один изменник не собьет нас с дороги».

При этих словах Даву, весь пылая гневом и с трудом сдерживая себя, отвечал: «Я предлагаю отступать по плодородной почве, по нетронутой дороге, где мы сможем найти пропитание в деревнях, уцелевших от разрушения, по кратчайшему пути, которым неприятель не успеет воспользоваться, чтобы отрезать нам указываемую Мюратом дорогу из Можайска в Смоленск; а что это за дорога? Песчаная и испепеленная пустыня, где обозы раненых, присоединившись к нам, прибавят нам новые затруднения, где мы найдем лишь одни обломки, следы крови, кости людские и голод! Впрочем, я высказываю свое мнение, потому что меня спрашивают, но я с не меньшим рвением буду повиноваться приказаниям, хотя бы и противоречащим моему мнению; но только один император может заставить меня замолчать, а уж никак не Мюрат, который никогда не был моим государем и никогда им не будет!»

Ссора усиливалась, вмешались Бессьер и Бертье. Император же, по-прежнему погруженный в задумчивость, казалось, ничего не замечал. Наконец он прервал свое молчание и это обсуждение следующими словами: «Хорошо, господа, я решу сам!»

Тяжелое решение
Наполеон действительно принял решение самостоятельно, но это стоило ему громадных усилий. Впервые за многие годы ему пришлось признать необходимость отступления.

Впервые французская армия, предводительствуемая своим императором, шла по той же дороге, по которой уже прошла до этого.

Это решение вызвало недоумение и среди низших чинов, и среди некоторых штабных генералов, которые, как и Мюрат, придерживались наступательной тактики.

Генерал Дедем, например, в своих воспоминаниях о событиях близ Малоярославца записал следующее: «Если бы генерал Дельзон исполнил пунктуально полученный им приказ, то, конечно, он пришел бы в Малоярославец еще задолго до русских и занял бы город, не потратив на это ни одного выстрела.

Обратите внимание

На следующий день император бы дал последнее генеральное сражение, что, по всей вероятности, дало бы ему возможность вернуться в Москву и побудило бы русских подписать мир.

Если бы мы победили, то торжество наше было бы полным, а, с другой стороны, если бы мы и были побиты, то наше положение было бы не хуже того, в котором мы уже были тогда! Счастье покидало Бонапарта, но, по-видимому, он был готов с покорностью подчиниться своей судьбе и был настолько тверд, что спокойно смотрел на грядущие несчастья; однако его обычная смелость сменилась роковой нерешительностью… Но верно и то, что, если бы Наполеон сам решился тогда начать атаку, мы бы заняли тогда же и Тулу, и Калугу. Кутузов считал себя побежденным и готовился к отступлению. Он сам сказал: «Калугу ждет судьба Москвы». Он был очень приятно поражен, узнав, что французская армия начала отступление».

Удивительно, но и Дедем, и Рапп, и Сегюр, если верить их мемуарам, были убеждены в том, что русская армия будет покорно отступать до Калуги и далее Калуги. При этом эти вполне рассудительные господа совершенно забывали и о Малоярославце, и о Медыни. Безусловно, М.И.

Кутузов не собирался давать генеральное сражение, но это вовсе не означало, что он собирается все время отступать. Эта дезинформированность французских генералов во многом и привела к тем тяжким последствиям, которые имело это неподготовленное отступление французов.

Код для размещения ссылки на данный материал:

Почему москвичи не убили Наполеона?

Фридрих штапс и покушение на наполеона

Из 290 московских церквей в пожаре войны погибло 127, остальные стояли разграбленными. Когда русские войска вернулись в Москву, на улицах города лежали непогребёнными около двенадцати тысяч погибших французскихсолдат и мирных жителей и столько же трупов лошадей.

Впрочем, все эти факты ни для кого не секрет.

Мало кому известно, что за время пребывания в Москве на Наполеона не было сделано ни одного покушения, хотя такие планы существовали, а возможность убить полководца предоставлялась не раз.

Об этихмалоизвестных и любопытных фактах сентября – октября 1812 года рассказал в своей книге «Век Наполеона. Реконструкция эпохи»известный историк и журналист из Барнаула Сергей Тепляков.

*** 

«… Сам Наполеон покушений в общем-то не опасался, у него и охраны в нынешнем её смысле не было – он был убеждён, что его не за что убивать. 13 октября 1809 года в Вене был схвачен студент Фридрих Штапс, собиравшийся убить Наполеона огромным кухонным ножом.

Наполеон приказал выяснить, не сумасшедший ли этот молодой человек. Он обещал Штапсу прощение, если тот раскается в своей попытке, однако Штапс отказался, заявив, что всё равно должен убить императора, так как этим «окажет великую услугу своей стране и Европе».

Рапп, доложивший эти слова Наполеону, пишет: «Император остолбенел». Ещё долго после того, как Штапс был расстрелян, Наполеон помнил о нём: «Этот несчастный не идёт у меня из головы. Как подумаю о нём. Мысли мои теряются. Это выше моего разумения».

Неизвестно, помнил ли Наполеон о Штапсе в Москве, но прогулок по городу он не совершал (да и вряд ли поездка по сожжённым улицам Москвы была бы большим удовольствием)».

***

«… В Москву с целью покушения на Наполеона ходил Фигнер. О намерении вернуться в Москву для убийства Наполеона Фигнер начал говорить ещё до того, как русские оставили свою столицу: ещё в Филях, узнав о решении Кутузова, Фигнер заявил: «Ежели бы мне дали волю и дозволение выбрать человек пятьдесят охотников [т.е. добровольце. – Г.П.

], я пробрался бы внутрь французского лагеря, до места пребывания Наполеона, и непременно бы убил его, и хотя я уверен, что и сам бы жив не остался, но охотно бы пожертвовал жизнью».

По тем временам затея Фигнера считалась подвигом сомнительным. Ещё в Филях офицеры назвали её варварством.

Важно

В воспоминаниях есть записанная через третьи руки беседа Ермолова с Кутузовым, который, узнав от Ермолова о планах Фигнера, вспомнил, как в Древнем Риме Фабриций, получив от своего врача предложение отравить Пирра, отослал этого доктора к Пирру как изменника.

Кутузов будто бы сказал Ермолову: «Если бы ты или я стали лично драться с Наполеоном явно… Но ведь тут выходит тоже как бы разрешить из-за угла пустить камнем в Наполеона…».

***

Во время пребывания Наполеона в Москве князь Гагарин поспорил (как тогда говорили, «побился о заклад») с приятелями, что доставит Наполеону два фунта чая. Надо полагать, вся компания была изрядно пьяна.

Однако даже когда все начали трезветь, было поздно – в те времена такие вещи в шутки не обращались. Каким-то чудом Гагарин через аванпосты проехал в Москву и даже достиг Наполеона, которому, видимо, хотелось хоть какого-то разнообразия.

Гагарин потом излагал его диалог с Бонапартом так:

– Какое у вас ко мне дело? – спросил Наполеон.

– Я поспорил с целым сообществом, что ваше величество не откажется отведать нашего московского чая, представляющего из себя для Москвы национальный напиток.

– И только за этим вы ко мне заявились? – спросил Наполеон, не сдерживая насмешливой улыбки.

– О, нет! Кстати, хотел на деле убедиться, так ли французы гостеприимны и галантны, как о них рассказывают.

– Французы снисходительны и любезны! – проговорил Наполеон и приказал окружающим его пропустить князя Гагарина обратно в русский лагерь.

Пари было выиграно, а Гагарин прославился на всю жизнь».

***

Впрочем, Наполеон в Москве общался из русских не только с князем Гагариным.

Так, например, он отправил в Петербург с письмом к императору Александру Первому сорокапятилетнего московского помещика, не успевшего эвакуироваться с русской армией, Ивана Алексеевича Яковлева – отца пятимесячного малыша, который впоследствии станет известен как Александр Герцен. До этого почтальоном Наполеона был переводчик Филипп Иванович Рухин. Ни у кого из них и в мыслях не было нанести какое-либо увечье французскому императору.

Как видим, убить Наполеона в Москвебыло технически несложно. Никто не сделал этого исключительно из-за представлений чести. Никто не решился, выражаясь словами Кутузова, «из-за угла пустить камнем в Наполеона».

Наполеон: В поисках августейшего чрева…

Фридрих штапс и покушение на наполеона

Наполеон обожал Жозефину де Богарне – свою повелительницу, супругу, императрицу. Но в 1809 году, когда стало ясно, что она не принесет ему потомства, император принял решение о разводе.

К концу жизни у Наполеона уже не оставалось никаких иллюзий в отношении любви……В 1814 году, после падения наполеоновской империи, Мария-Луиза Габсбургская, состоявшая в браке с гусаром, уехала к себе в Австрию, забрав с собой сына, короля Римского…

«Я хочу жениться на королевской утробе», – говорил Наполеон. Тогда, в 1809 году, слава его достигла апогея.

Он только что победил австрийскую армию под Экмюлем и Ваграмом, разбив пятую коалицию неприятеля. Наполеон настоял на заключении Венского мира и заключил союз с «царем всея Руси» Александром I.

Но он уже разменял пятый десяток. Он облысел, пополнел, бока оплыли жирком. Это уже не тот генерал Буонапарте с пронзительным орлиным взором, которого обуревали честолюбивые планы. Но он всегда верил в себя, в свою счастливую звезду. Эта вера помогла ему завоевать власть и славу. И подчинить себе Европу.Империя Наполеона насчитывала 170 департаментов.

Он диктовал свои законы Берлину, Вене, Риму… Никто – ни генералы, ни женщины – не могли сопротивляться ему. Но для кого все это могущество и всевластие?Для кого сооружал он эту империю, сравнимую разве что с Римской империей или с владениями Карла Великого, если он не может передать ее по наследству? Эти мысли преследовали его постоянно.

«Я ищу чрево», – повторял он, ибо чрево императрицы уже не могло плодоносить.

Жозефина

Он смотрит на Жозефину. Ей 46 лет. С 1796 года она его супруга, а 2 декабря 1804 года, в присутствии огромного числа гостей и самого Папы римского, в парижском соборе Нотр-Дам он возложил ей на голову корону императрицы.

Он любит детей Жозефины – Евгения и Гортензию де Богарне – и щедро одаривает их.

Но…Увы, не его кровь течет в их жилах! А ему так хочется основать новую династию, чтобы вписать свою страницу в многовековую историю французских правителей – от Хлодвига до Людовика XVI.

Жозефина и Александр I в Мальмезоне

Совет

Сначала он думал, что все дело в нем самом: ведь от других мужчин Жозефина беременела. Но теперь-то он знает, что не в нем дело : в 1806 году от мимолетной интимной связи у него родился сын Леон. И все же сомнения остаются.

Мать Леона Элеонора Денюэль де ля Плень была женщиной ветреной, кто ее знает…Зато он полностью доверял Марии Валеска, благородной полячке, которую он «взял силой» в Варшаве. Он верит, что она любит его. 26 октября 1809 года она сообщила ему, что ждет от него ребенка.

Они назовут его Александром.

Мария Валевская

Наполеон ликует. Он станет отцом, несмотря на свои 40 лет и вопреки мрачным предсказаниям Жозефины. Ведь она знала, что он хотел бы «жениться на королевском чреве», а это означало бы их развод, отмену церковью их брака во имя нового брачного союза.

Еще Фуше предупреждал Жозефину об амбициях Наполеона и убеждал ее согласиться на развод, продиктованный политическими требованиями. Только преемственность династии может упрочить Империю, которая останется слабой, пока у императора не появится законный наследник.

В интересах всех, в том числе и Жозефины, чтобы на свет появился сын, которого назовут Наполеоном II.

А время не ждет. Наполеон знает, что он подвергается опасности. Знает, что на поле боя он играет со смертью и что враги мечтают убить его.После восстания в Мадриде и жестоких репрессий 2 и 3 мая 1808 года революция охватила всю Испанию. Церковь объявила Наполеона Антихристом.

На вопросы прихожан церковь отвечала: – Откуда взялся Наполеон? – Из ада и греха. – Что ему предначертано? – Лгать, грабить, убивать и угнетать. – Считается ли убийство французов грехом ? – Нет, наоборот: Господь и Отечество приветствуют это.

12 октября 1809 года в Шенбрунне 17-летний немец Фридрих Штапс, сын лютеранского министра Эрфурта, попытался приблизиться к Наполеону. У него был при себе нож.

«Я приказал ему подойти ко мне, – сообщал Наполеон министру Фуше, – и этот несчастный юнец, на вид весьма образованный, признался, что он собирался убить меня, чтобы освободить Австрию от французов. Я не заметил в нем религиозного или политического фанатизма.

Он был в шоке, и невозможно было узнать от него что-то еще…».Фридрих Штапс был расстрелян. Покушение показало, какую ненависть вызывает французский император и какой опасности он подвергается постоянно. Это укрепило желание Наполеона как можно скорее обрести наследника.

«Я хочу жениться на королевской утробе…» Он не сказал этого Жозефине в декабре 1809 года, когда объявил ей, что собирается развестись с ней. Она разрыдалась и сделала вид, что с ней вот-вот случится обморок.

«Вы, прекрасные женщины, не знаете преград.

Всё, о чем вы пожелаете, должно быть исполнено! А я – раб, и нет среди мужчин другого такого раба. Чрево моей повелительницы не плодоносит, и против природы не пойдешь».

Обратите внимание

Он взволнован и расстроен, потому что любит эту женщину – вдову обезглавленного генерала де Богарне, любовницу Барраса и многих других. Страстно влюбленный, он женился на ней. Опытная женщина добилась того, что он пьянел от чувств.«Проснувшись, я думаю только о тебе, – писал он.

– Смотрю на твой портрет и вспоминаю вчерашний опьяняющий вечер. В ожидании новой встречи, mio dolce amore, целую тебя тысячу раз, но не больше, потому что у меня от этого кровь вскипает…» И в течение месяца какая строчка, каждая буква подтверждают его глубокую привязанность к ней.

«Не было ни одного дня без любви к тебе, ни одной ночи, чтобы не сжать тебя в объятьях, ни одной чашки чая без того, чтобы не проклясть славу и тщеславие, которые отдаляют меня от тебя, душа моя… Прощай, моя женщина, мое счастье, душа всей жизни моей, которую я так люблю и так боюсь.

Я сжимаю тебя в объятьях и целую тебя в самое сердце, а потом чуть ниже, и еще ниже, и еще…»Затем наступила полоса ревности. Изменница Жозефина открыто сказала ему, что считает себя свободной и что у нее есть любовники.

«Тысяча ножей пронзили мое сердце, – пишет ей главнокомандующий итальянской армии. – Не пронзай его еще сильнее.

Без тебя я ничто. Не представляю, как бы я жил, если бы не встретил тебя… Другой такой любви не будет никогда. Излечиться от этой болезни невозможно».

Тут он приукрасил ситуацию. На самом деле о любви уже не было и речи. Чашу любви к Жозефине он выпил до дна. Остались лишь короткие встречи, приносящие разочарование и горечь. Наполеон пишет Жозефине :«Мне кажется, ты злишься, когда я плохо отзываюсь о женщинах. Это верно: больше всего я ненавижу коварных интриганок. Я привык к добрым, спокойным и сговорчивым женщинам.

Именно таких женщин я люблю. И если они избаловали меня, в этом не моя ошибка, а твоя…»Наконец, Жозефина соглашается на развод и, не дожидаясь решения французской или римской церкви, аннулирует религиозный брак, провозглашенный 1 декабря 1804 года кардиналом Фешом… дядей Наполеона. Жозефина удаляется в Мальмезон – свою усадьбу близ Парижа.

«Мне сказали, что ты все время плачешь, – пишет ей Наполеон. – Это нехорошо. Надеюсь, сегодня ты сможешь погулять».Он хочет уменьшить страдания Жозефины и предлагает ей дружбу. Больше всего он боится, чтобы ее месть или тихая война между ними не навредили бы новому брачному союзу, который уже наметился.

Наполеон официально просит у русского царя руки его младшей сестры, но Александр I колеблется, тянет с ответом. Одновременно австрийский министр иностранных дел Меттерних предлагает руку эрцгерцогини Марии-Луизы, дочери императора Франца I.Фуше (в прошлом цареубийца) настроен враждебно к браку с австриячкой, который мог быть истолкован как искупление вины за казнь Марии-Антуанетты в 1793 году.

Ведь Мария-Луиза – племянница Людовика XVI! После недолгих колебаний Наполеон решает вступить в союз с потомком Габсбургов. Это позволит честолюбивому Наполеону влиться в семью легитимных королей. Теперь никто не посмеет назвать его узурпатором трона.«Я пытался объединить идеи моего века с предрассудками готтов», – скажет он позднее Меттерниху.

Его радует мысль о том, что он, Буонапарте, свяжет свою судьбу с представительницей династии Габсбургов.

23 февраля 1810, когда брачный контракт был уже подписан, Наполеон пишет свое первое письмо Марии-Луизе:

«Дорогая кузина, ваши блестящие качества и достоинства внушили нам желание позаботиться о них и прославить их.

Важно

Обращаясь к Императору, вашему отцу, с нижайшей просьбой доверить нам счастье Вашего Императорского Величества, можем ли мы надеяться на то, что Вы благосклонно примите чувства, которыми вызван этот демарш?Можем ли мы надеяться, что Ваше отношение к нему не будет продиктовано исключительно необходимостью подчиняться родительской воле? И если чувства Вашего Императорского Величества хотя бы немного склоняются в нашу пользу, мы готовы взять на себя заботу о том, чтобы во всем угождать Вам, надеясь доставить однажды удовольствие».Как не похож этот текст на то, что генерал Бонапарт писал Жозефине четырнадцать лет назад, 15 июня 1796 года:«Моя жизнь превратилась в постоянный кошмар. Ужасные предчувствия мешают мне дышать спокойно. Я уже не живу. Я потерял больше, чем жизнь, больше чем, счастье, больше, чем покой. У меня не осталось почти никакой надежды… Посылаю к тебе курьера. Он будет ждать в Париже четыре часа, после чего доставит мне твой ответ. Напиши мне страниц десять. Может быть, это немного успокоит меня».Он помнит о своей страсти и не может в письме, адресованном Марии-Луизе, ограничиться формулами, продиктованными этикетом. Он удовлетворен этим политическим браком и много времени посвятил укреплению связей между собственной семьей и царствующей династией.Его сестра Полина стала мадам де Боргез, а брат Жером – королем Вестфалии. Наполеон гордится тем, что он стал «братом» и «кузеном» европейских принцев и королей. Этот брачный союз увенчал его политику монархической «нормализации».«Отныне я – племянник Людовика XVI, моего бедного дяди. Основные расчеты, которыми пользовались англичане для нового разжигания войны на континенте, исходили из того, что я ставил себе целью свержение династий».Он представляет себе, как европейские дворы признают его «своим».

Но что-то осталось в нем от пыла молодого генерала, который нарушает соглашения и не ждет о

В свои сорок лет он обзавелся брюшком. Зато теперь он знаменит. Сердце его завоевано этой принцессой, 19-летней девицей, «привлекательной, наивной и свежей, как роза»…Он хочет соблазнить ту, которую уже называет “mio bene” и “dolce amore”. Два дня он провел с нею в Компьене. Завтрак им приносят в спальню.

Он замечает на лицах родственников и Полины Боргез саркастическое удивление.«Ко мне пришла красивая, молодая, прелестная женщина.

И что же, я должен скрывать свою радость? Я не могу посвятить ей некоторое время, не подвергаясь порицанию? Значит, и сам я не имею права на несколько счастливых минут?»Так и вышло: двадцать семь месяцев проживет он в «супружеской ловушке». Он забросит дела Испании, кровоточащей раны в боку Империи, и выпустит из рук бразды правления.

Рождение сына 20 марта 1811 года погрузит его в состояние блаженства. Ведь это его наследник, «король Рима».Прекрасные иллюзии! Он совершенно забыл, что настоящий хозяин тут – «природа вещей». Коалиция сколачивается заново. Русские снега поглотили Великую армию. И в каждой нации просыпаются свои патриоты. Наполеон терпит поражение.

В 1814 году Мария-Луиза бросает его. Знаменитые Сто дней – ничего не значащий эпизод. Она вернулась в свой мир, в мир Шёнбрунна, вместе с сыном, ставшим герцогом Рейхштадским. И Наполеон никогда их больше не увидит.

В 1791 году молодой лейтенант Бонапарт из гарнизона, расквартированного в Оксонне, пишет в своем дневнике:«Любовь губительна для общества и для личного счастья, любовь – это болезнь, бред».На острове св. Елены поверженный и плененный император повторяет, как эхо:

«Когда-то я был влюблен… Теперь я знаю, что любовь приносит больше печали, чем радости. Ангел-хранитель должен избавить людей от любви».

Читать

Фридрих штапс и покушение на наполеона

Николай Троицкий

АЛЕКСАНДР I И НАПОЛЕОН

Светлой памяти сына моего Димы

К читателю

Перед Вами — первый опыт сравнительного жизнеописания Александра I и Наполеона. Знаменитый труд А. Вандаля «Наполеон и Александр I» был посвящен исследованию только франко-русского союза 1807–1812 гг.

, а публицистические (ныне уже забытые) очерки А.К. Дживелегова, В.Е. Романовского и В.И. Герье[1] касались лишь отдельных сюжетов, главным образом вокруг 1812 г.

Здесь же предполагается обозреть весь жизненный путь обоих императоров.

Томясь в изгнании на острове Святой Елены, Наполеон однажды воскликнул: «Какой роман — моя жизнь!»

Действительна, нет, пожалуй, в истории человечества другого героя, жизнь которого была бы столь романтична: «первый солдат веков и мира» (по выражению Дениса Давыдова), прошедший огнем и мечом всю Европу от Мадрида до Москвы, Египет и Сирию, Наполеон поднялся со стартовой позиции младшего лейтенанта на недосягаемую в то время высоту французского императора и европейского властелина, рухнул с этой высоты почти в небытие, вновь, на «сто дней», вернул себе прежнее величие и опять был низвергнут, но не забыт, а еще больше (уже посмертно) возвеличен, добавив к своим лаврам гения и тирана еще ореол мученика.

Сегодня о Наполеоне уже написано 400 тыс. трудов. Но по мере их накопления, как заметил более полувека назад автор одной из лучших в мире биографий Наполеона Е.В. Тарле, Наполеон «все более и более выясняется в его неповторимом своеобразии и поразительной индивидуальной сложности».

Феномен Наполеона уже всесторонне изучен, но остается неисчерпаем.

С одной стороны, появление новых источников и точек (или даже углов) зрения, а с другой — изменение нашего видения мировой истории и, главное, самого мира, в котором мы живем, побуждает нас заново постигать смысл важнейших событий и роль крупнейших деятелей, исправлять старые и обретать новые представления.

Совет

В мировой, воистину необозримой литературе о Наполеоне царит хаотичный разброс мнений. Он придает образу императора многоликость, не умаляя, однако, его масштабности. Антинаполеоновский памфлет 1814 г., изданный в Москве, гласит: «Многие мнили видеть в нем бога, немногие — сатану, но все почитали его великим».

Единственный в своем роде взгляд на него как на «самонадеянное ничтожество» — взгляд Льва Толстого[2] — воспринимается сегодня как нонсенс, зубоскальство одного гения по адресу другого, хотя именно этому нонсенсу следовали большей частью советские историки (например, Н.Ф. Гарнич, П.А. Жилин и др.) и писатели (В.С. Пикуль, С.П. Алексеев, О.Н.

Михайлов), взирающие на фигуру Наполеона, что называется, «со стороны подметок».

Вполне мог сравнить свою жизнь с захватывающим романом и Александр I. Выросший при дворе своей бабки Екатерины Великой на глазах Г.А. Потемкина и А.А. Безбородко, П.А. Румянцева и А.В.

Суворова; возмужавший под страхом гибели от рук отца своего Павла I и на всю жизнь запятнанный причастностью к отцеубийству, он тоже, как и Наполеон, познал высочайшие взлеты и катастрофические падения, отомстил за потерю Москвы взятием Парижа и, достигнув невиданного за всю историю российской государственности величия как «царь царей», «Агамемнон Европы», разочаровался в достигнутом, ударился в мистику, идейно захандрил и непостижимо умер в захолустном Таганроге. Литературы об Александре стократ меньше, чем о Наполеоне, но спектр мнений о нем еще многоцветнее — мнений самых полярных, от пушкинского «властитель слабый и лукавый» до таких дифирамбов, как «лучезарное светило» (А.И. Михайловский-Данилевский) и «пастырь народов» (С.М. Соловьев). Все сколько-нибудь серьезные авторитеты признают, что Александр был личностью, несравненно менее крупной, чем Наполеон, но зато гораздо более загадочной.

Сфинкс, не разгаданный до гроба,

О нем и ныне спорят вновь, —

эти слова об Александре, сказанные П.А. Вяземским еще в 1868 г., звучат и теперь вполне современно. Книга, которую вы держите в руках, представляет собой очередную попытку разгадать «северного сфинкса».

В книге использованы важнейшие памятники мировой наполеонианы, биографии Александра I, труды по истории наполеоновской Франции и александровской России с учетом различных концепций русской дореволюционной (охранительной, либеральной, демократической), советской и зарубежной историографии. Источниковую базу книги составляют богатейшие публикации документов (русские и зарубежные), а также разысканные в архивах новые материалы из фондов Александра I, А.А. Аракчеева, А.П. Ермолова, П.В. Чичагова, А.С. Шишкова, Н.К. Шильдера, К.А. Военского и др.

Свою задачу я вижу в том, чтобы, по возможности, объективно, на современном уровне знаний и требований к исторической науке сопоставить жизненные пути Александра и Наполеона и оценить не только взгляды, деяния, личные качества двух императоров, но и смысл, возможные альтернативы и, главное, уроки противоборства тех сил (социальных, политических, военных), которые стояли за каждым из них и сделали революционного генерала Бонапарта поработителем Европы, а крепостника-самодержца Александра ее «освободителем».

Итак, здесь со всей полнотой, возможной для книги такого объема, обозреваются две жизни — Александра I и Наполеона I, включая пять лет союза между ними с двумя сватовствами Наполеона к сестрам Александра и пять войн, в ходе которых Наполеон занимал Москву и Александр — Париж, а также малоизвестные, спорные и загадочные страницы их биографий, вплоть до смерти каждого — одного на пустынном острове, другого в глухом городке — на разных концах планеты.

Насколько все это удалось, судить — читателю.

Автор

Глава 1. ГРАЖДАНИН БОНАПАРТ

«Сын революции»

На острове Корсика в городе Аяччо есть площадь Летиции. Угол ее не одну сотню лет занимает дом № 1, точно такой же, как все другие дома, но — с трехцветным флагом над воротами и доской на стене: «Государственная собственность». Здесь 15 августа 1769 г.[3] родился Наполеон.

Обратите внимание

В тот день родовые схватки у Летиции Бонапарте начались в церкви, на молитве. Ее принесли домой, но не успели даже уложить в постель: она родила будущего императора «в прихожей на старинном ковре, затканном изображениями героев»[4]. «Эту тактику внезапного нападения Наполеон применял потом всю жизнь», — заметит один из его биографов.

Отец Наполеона Карло Бонапарте, местный адвокат, отпрыск древнепатрицианского рода из Тосканы[5], по-французски образованный и воспитанный, красавец и острослов, поклонник Вольтера, вина и женщин, был известен всей Корсике как член Совета 12 ее именитых граждан и депутат от острова во Франции.

Летом 1764 г. 18-летний Карло женился на 14-летней Летиции Рамолино — дочери шоссейного надзирателя, считавшейся чудом красоты, «самой обворожительной девушкой на всем острове».

Малограмотная, но житейски умная, с характером героинь Плутарха, эта «дочь гор» родила своему мужу 13 детей, которых воспитывала по-корсикански строго, так что Карло приходилось буквально заслонять их собой от ее гнева. Впрочем, Летиция и заботилась о детях с корсиканской же самоотверженностью.

Все они любили и почитали ее, как никого, до конца жизни. Наполеон и на острове Святой Елены будет вздыхать о ней: «Ах, мама Летиция, мама Летиция!»

Наполеон: в поисках августейшего чрева…

Фридрих штапс и покушение на наполеона

Наполеон обожал Жозефину де Богарне – свою повелительницу, супругу, императрицу. Но в 1809 году, когда стало ясно, что она не принесет ему потомства, император принял решение о разводе. К концу жизни у Наполеона уже не оставалось никаких иллюзий в отношении любви…

…В 1814 году, после падения наполеоновской империи, Мария-Луиза Габсбургская, состоявшая в браке с гусаром, уехала к себе в Австрию, забрав с собой сына, короля Римского…

«Я хочу жениться на королевской утробе», – говорил Наполеон. Тогда, в 1809 году, слава его достигла апогея. Он только что победил австрийскую армию под Экмюлем и Ваграмом, разбив пятую коалицию неприятеля. Наполеон настоял на заключении Венского мира и заключил союз с «царем всея Руси» Александром I.

Но он уже разменял пятый десяток. Он облысел, пополнел, бока оплыли жирком. Это уже не тот генерал Буонапарте с пронзительным орлиным взором, которого обуревали честолюбивые планы. Но он всегда верил в себя, в свою счастливую звезду. Эта вера помогла ему завоевать власть и славу. И подчинить себе Европу.

Империя Наполеона насчитывала 170 департаментов. Он диктовал свои законы Берлину, Вене, Риму… Никто – ни генералы, ни женщины – не могли сопротивляться ему. Но для кого все это могущество и всевластие?

Для кого сооружал он эту империю, сравнимую разве что с Римской империей или с владениями Карла Великого, если он не может передать ее по наследству? Эти мысли преследовали его постоянно. «Я ищу чрево», – повторял он, ибо чрево императрицы уже не могло плодоносить.

Жозефина

Он смотрит на Жозефину. Ей 46 лет. С 1796 года она его супруга, а 2 декабря 1804 года, в присутствии огромного числа гостей и самого Папы римского, в парижском соборе Нотр-Дам он возложил ей на голову корону императрицы. Он любит детей Жозефины – Евгения и Гортензию де Богарне – и щедро одаривает их. Но…

Увы, не его кровь течет в их жилах! А ему так хочется основать новую династию, чтобы вписать свою страницу в многовековую историю французских правителей – от Хлодвига до Людовика XVI.

Жозефина и Александр I в Мальмезоне

Сначала он думал, что все дело в нем самом: ведь от других мужчин Жозефина беременела. Но теперь-то он знает, что не в нем дело : в 1806 году от мимолетной интимной связи у него родился сын Леон. И все же сомнения остаются. Мать Леона Элеонора Денюэль де ля Плень была женщиной ветреной, кто ее знает…

Зато он полностью доверял Марии Валеска, благородной полячке, которую он «взял силой» в Варшаве. Он верит, что она любит его. 26 октября 1809 года она сообщила ему, что ждет от него ребенка. Они назовут его Александром.

Мария Валевская

Наполеон ликует. Он станет отцом, несмотря на свои 40 лет и вопреки мрачным предсказаниям Жозефины. Ведь она знала, что он хотел бы «жениться на королевском чреве», а это означало бы их развод, отмену церковью их брака во имя нового брачного союза.

Еще Фуше предупреждал Жозефину об амбициях Наполеона и убеждал ее согласиться на развод, продиктованный политическими требованиями. Только преемственность династии может упрочить Империю, которая останется слабой, пока у императора не появится законный наследник. В интересах всех, в том числе и Жозефины, чтобы на свет появился сын, которого назовут Наполеоном II.

А время не ждет. Наполеон знает, что он подвергается опасности. Знает, что на поле боя он играет со смертью и что враги мечтают убить его.

После восстания в Мадриде и жестоких репрессий 2 и 3 мая 1808 года революция охватила всю Испанию. Церковь объявила Наполеона Антихристом. На вопросы прихожан церковь отвечала:
– Откуда взялся Наполеон?
– Из ада и греха.
– Что ему предначертано?
– Лгать, грабить, убивать и угнетать.
– Считается ли убийство французов грехом ?

– Нет, наоборот: Господь и Отечество приветствуют это.

12 октября 1809 года в Шенбрунне 17-летний немец Фридрих Штапс, сын лютеранского министра Эрфурта, попытался приблизиться к Наполеону. У него был при себе нож.

«Я приказал ему подойти ко мне, – сообщал Наполеон министру Фуше, – и этот несчастный юнец, на вид весьма образованный, признался, что он собирался убить меня, чтобы освободить Австрию от французов. Я не заметил в нем религиозного или политического фанатизма. Он был в шоке, и невозможно было узнать от него что-то еще…».

Фридрих Штапс был расстрелян. Покушение показало, какую ненависть вызывает французский император и какой опасности он подвергается постоянно. Это укрепило желание Наполеона как можно скорее обрести наследника.

Массо Фирмен. Портрет Жозефины

«Я хочу жениться на королевской утробе…» Он не сказал этого Жозефине в декабре 1809 года, когда объявил ей, что собирается развестись с ней. Она разрыдалась и сделала вид, что с ней вот-вот случится обморок.

«Вы, прекрасные женщины, не знаете преград. Всё, о чем вы пожелаете, должно быть исполнено! А я – раб, и нет среди мужчин другого такого раба. Чрево моей повелительницы не плодоносит, и против природы не пойдешь».

Он взволнован и расстроен, потому что любит эту женщину – вдову обезглавленного генерала де Богарне, любовницу Барраса и многих других. Страстно влюбленный, он женился на ней. Опытная женщина добилась того, что он пьянел от чувств.

«Проснувшись, я думаю только о тебе, – писал он. – Смотрю на твой портрет и вспоминаю вчерашний опьяняющий вечер. В ожидании новой встречи, mio dolce amore, целую тебя тысячу раз, но не больше, потому что у меня от этого кровь вскипает…» И в течение месяца какая строчка, каждая буква подтверждают его глубокую привязанность к ней.

«Не было ни одного дня без любви к тебе, ни одной ночи, чтобы не сжать тебя в объятьях, ни одной чашки чая без того, чтобы не проклясть славу и тщеславие, которые отдаляют меня от тебя, душа моя… Прощай, моя женщина, мое счастье, душа всей жизни моей, которую я так люблю и так боюсь. Я сжимаю тебя в объятьях и целую тебя в самое сердце, а потом чуть ниже, и еще ниже, и еще…»

Мария-Луиза Австрийская

Затем наступила полоса ревности. Изменница Жозефина открыто сказала ему, что считает себя свободной и что у нее есть любовники.

«Тысяча ножей пронзили мое сердце, – пишет ей главнокомандующий итальянской армии. – Не пронзай его еще сильнее. Без тебя я ничто. Не представляю, как бы я жил, если бы не встретил тебя… Другой такой любви не будет никогда. Излечиться от этой болезни невозможно».

Тут он приукрасил ситуацию. На самом деле о любви уже не было и речи. Чашу любви к Жозефине он выпил до дна. Остались лишь короткие встречи, приносящие разочарование и горечь. Наполеон пишет Жозефине :

«Мне кажется, ты злишься, когда я плохо отзываюсь о женщинах. Это верно: больше всего я ненавижу коварных интриганок. Я привык к добрым, спокойным и сговорчивым женщинам. Именно таких женщин я люблю. И если они избаловали меня, в этом не моя ошибка, а твоя…»

Наконец, Жозефина соглашается на развод и, не дожидаясь решения французской или римской церкви, аннулирует религиозный брак, провозглашенный 1 декабря 1804 года кардиналом Фешом… дядей Наполеона. Жозефина удаляется в Мальмезон – свою усадьбу близ Парижа.

«Мне сказали, что ты все время плачешь, – пишет ей Наполеон. – Это нехорошо. Надеюсь, сегодня ты сможешь погулять».

Ласлетт Джон Пот. Прощание Наполеона с Жозефиной

Он хочет уменьшить страдания Жозефины и предлагает ей дружбу. Больше всего он боится, чтобы ее месть или тихая война между ними не навредили бы новому брачному союзу, который уже наметился.

Наполеон официально просит у русского царя руки его младшей сестры, но Александр I колеблется, тянет с ответом. Одновременно австрийский министр иностранных дел Меттерних предлагает руку эрцгерцогини Марии-Луизы, дочери императора Франца I.

Фуше (в прошлом цареубийца) настроен враждебно к браку с австриячкой, который мог быть истолкован как искупление вины за казнь Марии-Антуанетты в 1793 году.

Ведь Мария-Луиза – племянница Людовика XVI! После недолгих колебаний Наполеон решает вступить в союз с потомком Габсбургов. Это позволит честолюбивому Наполеону влиться в семью легитимных королей.

Теперь никто не посмеет назвать его узурпатором трона.

«Я пытался объединить идеи моего века с предрассудками готтов», – скажет он позднее Меттерниху. Его радует мысль о том, что он, Буонапарте, свяжет свою судьбу с представительницей династии Габсбургов.

Мария-Луиза Австрийская

23 февраля 1810, когда брачный контракт был уже подписан, Наполеон пишет свое первое письмо Марии-Луизе:

«Дорогая кузина, ваши блестящие качества и достоинства внушили нам желание позаботиться о них и прославить их. Обращаясь к Императору, вашему отцу, с нижайшей просьбой доверить нам счастье Вашего Императорского Величества, можем ли мы надеяться на то, что Вы благосклонно примите чувства, которыми вызван этот демарш?

Можем ли мы надеяться, что Ваше отношение к нему не будет продиктовано исключительно необходимостью подчиняться родительской воле? И если чувства Вашего Императорского Величества хотя бы немного склоняются в нашу пользу, мы готовы взять на себя заботу о том, чтобы во всем угождать Вам, надеясь доставить однажды удовольствие».

Как не похож этот текст на то, что генерал Бонапарт писал Жозефине четырнадцать лет назад, 15 июня 1796 года:

«Моя жизнь превратилась в постоянный кошмар. Ужасные предчувствия мешают мне дышать спокойно. Я уже не живу. Я потерял больше, чем жизнь, больше чем, счастье, больше, чем покой.

У меня не осталось почти никакой надежды… Посылаю к тебе курьера. Он будет ждать в Париже четыре часа, после чего доставит мне твой ответ. Напиши мне страниц десять. Может быть, это немного успокоит меня».

Он помнит о своей страсти и не может в письме, адресованном Марии-Луизе, ограничиться формулами, продиктованными этикетом. Он удовлетворен этим политическим браком и много времени посвятил укреплению связей между собственной семьей и царствующей династией.

Его сестра Полина стала мадам де Боргез, а брат Жером – королем Вестфалии. Наполеон гордится тем, что он стал «братом» и «кузеном» европейских принцев и королей. Этот брачный союз увенчал его политику монархической «нормализации».

«Отныне я – племянник Людовика XVI, моего бедного дяди. Основные расчеты, которыми пользовались англичане для нового разжигания войны на континенте, исходили из того, что я ставил себе целью свержение династий».

Он представляет себе, как европейские дворы признают его «своим».

Но что-то осталось в нем от пыла молодого генерала, который нарушает соглашения и не ждет официального оформления брака для того, чтобы уже в Компьене провести первую ночь с Марией-Луизой.

В свои сорок лет он обзавелся брюшком. Зато теперь он знаменит. Сердце его завоевано этой принцессой, 19-летней девицей, «привлекательной, наивной и свежей, как роза»…

Он хочет соблазнить ту, которую уже называет “mio bene” и “dolce amore”. Два дня он провел с нею в Компьене. Завтрак им приносят в спальню. Он замечает на лицах родственников и Полины Боргез саркастическое удивление.

«Ко мне пришла красивая, молодая, прелестная женщина. И что же, я должен скрывать свою радость? Я не могу посвятить ей некоторое время, не подвергаясь порицанию? Значит, и сам я не имею права на несколько счастливых минут?»

Мария-Луиза Австрийская

Так и вышло: двадцать семь месяцев проживет он в «супружеской ловушке». Он забросит дела Испании, кровоточащей раны в боку Империи, и выпустит из рук бразды правления. Рождение сына 20 марта 1811 года погрузит его в состояние блаженства. Ведь это его наследник, «король Рима».

Прекрасные иллюзии! Он совершенно забыл, что настоящий хозяин тут – «природа вещей». Коалиция сколачивается заново. Русские снега поглотили Великую армию. И в каждой нации просыпаются свои патриоты. Наполеон терпит поражение.

В 1814 году Мария-Луиза бросает его. Знаменитые Сто дней – ничего не значащий эпизод. Она вернулась в свой мир, в мир Шёнбрунна, вместе с сыном, ставшим герцогом Рейхштадским. И Наполеон никогда их больше не увидит.

Мария-Луиза Австрийская с сыном

В 1791 году молодой лейтенант Бонапарт из гарнизона, расквартированного в Оксонне, пишет в своем дневнике:

«Любовь губительна для общества и для личного счастья, любовь – это болезнь, бред».

На острове св. Елены поверженный и плененный император повторяет, как эхо:

«Когда-то я был влюблен… Теперь я знаю, что любовь приносит больше печали, чем радости. Ангел-хранитель должен избавить людей от любви».

Макс ГАЛЛО – газета «Фигаро»

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Все о сантехнике
1 / 5
2 / 5
3 / 5
4 / 5
5 / 5